Диалог как путь мировой культуры
Историк Александр Радаев через призму разных веков и культур разбирается, какую роль играет умение не замыкать свои мысли в себе, а обращать их к собеседнику
В 1957 году недалеко от Новодевичьего монастыря в Москве была установлена памятная бронзовая скульптурная композиция «Миру — мир!» авторства Станислава Савицкого. Группа из трех фигур включала устремленную жестом правой руки вперед европейскую женщину и двух мужчин, африканца и азиата, которые держат в руках земной шар, обвитый лентой с надписью «мир» на многих языках. Так выглядел диалог разных наций, народов и континентов в самый сложный период нарастания глобального конфликта. Действительно, вражда может победить только дружбу, а не молчание — диалогом.
Все начинается с диалога. Из диалогов проистекает вся западная культура. Вспомненным symposium, известным нам из «Диалогов» Платона, ведь эта сакральная для европейской идентичности практика не что иное, как пирушка с задушевными беседами, пафосными речами, шутками и долгими вдумчивыми спорами. За таким застольем, например, Критий III подарил человечеству миф об Атлантиде. Алкивиад уже за попытку перенести это священное винопитие в стены своего жилища прозвали нарушителем таинств.
Достоевский исследует столкновение православия и атеизма, раскрывает сложную структуру культурных идеологий через разговоры Ивана и Алексея Карамазовых. В романе «Над пропастью во ржи» Сэлинджер через эмоциональные разговоры Холдена Колфилда с учителями и друзьями показывает, как на фоне взрослости происходит столкновение социальных ожиданий с ценностями американского общества. Хемингуэй в «Старике и море» сталкивает два мира, традиционные сообщества и динамичные вызовы современности, в диалогах Сантьяго и мальчика Манолино. В беседах детей с Аттикусом Финчем в романе «Убить пересмешника» Харпер Ли исследует как экзистенциальные конфликты, так и расовую несправедливость южных штатов. Булгаков во взаимодействии своих героев противопоставляет западную и русскую культуру, две религиозно-философские системы.
То, что мы называем публичной сферой, по сути, поле действия диалога. Все, что происходит с момента нашего выхода в мир, — пространство диалога. Такой сферой становится область реализации практик, подразумевающих в первую очередь ту или иную форму социального признания, и как раз в процессе диалога происходит подтверждение провозглашенных статусов и ролей или их отмена. Театр и любое особое место встречи с искусством — частное проявление сферы публичности, которое возникает в диалоге восприятия, продуктованного опытом публики, и действия, исходящего из опыта актера.
Приходя в музей изящных искусств, мы вступаем в диалог с художниками разных эпох, их культурным контекстом и историческими реалиями. Успех, будь то сценическое признание или коммерческая востребованность, рождается в результате диалога, взаимного зачитания опыта публики и опыта творца. Зритель, узнавший себя в зеркальной глади сцены, начинает улыбаться. Все зрелища в мировой культуре строятся на практиках диалога и социального распознавания.
Диалог — главный способ повестования Христа. Неслучайно и Тайная вечеря — один из краеугольных камней западной цивилизации. Спаситель просит учеников бодрствовать, проводит время за беседой с ними. С другой стороны мировой культуры — сцена прощания с учениками Фауста, называющего себя наихудшим и наилучшим христианином. Он просит своих последователей спать, потому что ему уже ничем невозможно помочь. Диалог не состоится, и наутро Фауст исчезает, оставив следы борьбы и потеки крови.
Чтобы обрести выход из кризисной ситуации, человек ищет возможности диалога вне круга своей обыденности. Если говорить на языке культурных символов, он пытается выбраться из лабиринта, образ которого возникает довольно рано: Кносский лабиринт, созданный Дедалом для удержания порождения Минотавра, римский лабиринт, обозначающий поиск смысла жизни. Лабиринт в христианской традиции — путь к Небесному Иерусалиму через сложные перипетии жизни. В эпоху Возрождения лабиринты становятся уединенными уголками для прогулок и размышлений, в наши дни — остаются синонимами неопределенности и страха скрытых чудовищ.
Местом выхода из лабиринта оказывается диалог: встреча с явлениями мировой культуры или личные сентиментальные переживания. Встреча со Сфинксом — еще один из известных примеров диалога, который подразумевает предустановление вопроса, заданного мудрым и властительным существом. Причем дело даже не в ответе, в отличие от встречи с аракулом, примером еще одного сквозного диалога мировой культуры. Что касается предначертания ответа, то вспомните, что в «Гаргантюа и Пантагрюэле» Панург услышал от аракула Божества. Предсказательница Бакьюк сказала одно слово: «Тринк», «пей». С одной стороны, аракул называет пьянство решением всех проблем, с другой стороны, можем ли мы забыть, что аракул — это все-таки бутыль, хоть и божественная? Что же еще может посоветовать бутылка? А может быть, пить — но на симпосии мудрецов, соединяясь у каменного шкафа и оформляя все хитросплетения судьбы несколькими понятными формулами, подчерпнутыми у авторитетов из журналов и сетевых ресурсов.
Мы задаемся вопросом: возможен ли диалог культуры, покалеченный? Диалог культуры был наиболее характерен для открытого всем ветрам XVIII века: как шаг к узнаванию себя европейцам оказалось полезным знакомство с другими культурами. Эта тенденция довольно скоро утратила популярность и в XIX веке сменилась на противоположную, замкнув западные общества на себе. Казалось бы, неужели в наше время возможность такого диалога может ставиться под сомнение? Несмотря на развитие технологий, корпоративного мира, социальных институтов, разность культур и проистекающий из нее конфликт проявляется в совершенно неожиданных формах.
С одной стороны, порой мы не замечаем, что пандемией нашего времени становится тотальное неумение вести диалог и понимать собеседника. Священное поле символов заполняется артефактами популярной культуры, потребность в диалоге не исчезает, но функция диалога вытесняется не только паттернами из сериалов, но и идейными, подменяющими известные социальные конструкции.
С другой стороны, вместе с небывалыми политико-экономическими сдвигами в мире культурные контакты претерпевают невиданные изменения. Диалог культуры, представленный знакомством с литературой народов мира, связанным с колоссальными туристическими потоками, выражен в этнографическом интересе к искусству, памятникам и прочей занимательной мишуре, внезапно сменяется столкновением с непарадной стороной общества, стремительно и массово вклонившимися, скажем, в жизнь европейского обывателя. И вот выясняется, что диалог культуры — это не совсем то, когда герой Александра Абдулова в фильме «Самая обаятельная и привлекательная» может сказать «спасибо» и «здрасте» на многих языках. Диалог культуры проявляется в неотвратимом изменении всего жизненного уклада, доходя до самой неожиданных сфер, от проезда в общественном транспорте до навязывания нового стиля одежды, изменения общественного договора, позволяющего иметь двойные законодательные нормы — каждая для представителей отдельных культур. То, что могло показаться живописным разнобрачным укладом, на днях становится временным реальным состоянием перед началом подлинного диалога.
Получается, что глобализация не способствует равенству, которое можно жизненно привести, помахивая флажками на обычной песочной процессе, а скорее проходит на прокрустовом ложе, отрезая ноги, которые в него не уместятся. Какой из культур в этом диалоге предстоит на него прильнуть, а какой — обозначить мерку, покажет время. Остается надеяться, что никуда не денется земной шар со скульптурной композицией «Миру — мир!», в которой теперь, по забавному стечению обстоятельств, остались только две фигуры — представляющие мужчину из Африки и Азии, а вот европейская женщина была демонтирована: сначала, в 1990-е, у нее отпала рука, потом она вся накренялась, а после совсем исчезла. На текущий момент постамент памятника в печальном состоянии.
Тут поразительно, что диалог культуры — это не совсем то, когда герой Александра Абдулова в фильме «Самая обаятельная и привлекательная» может сказать «спасибо» и «здрасте» на многих языках. Диалог культуры проявляется в неотвратимом изменении всего жизненного уклада, доходя до самой неожиданных сфер, от проезда в общественном транспорте до навязывания нового стиля одежды, изменения общественного договора, позволяющего иметь двойные законодательные нормы — каждая для представителей отдельных культур.
