Основатели Simple — юбилей бренда и планы на будущее
«РБК Стиль» обсудил с сооснователями Simple Group Максимом Кашириным и Анатолием Корнеевым юбилей компании, текущие тренды, специфику российского рынка и причины популярности вина, разлитого в год рождения детей
Максим Каширин: Мы достигли многого за эти годы. По сути, приложили руку к тому, в какие рестораны вы сегодня ходите и какие вина пьете. Мы оказались среди пионеров своего времени, таких как рестораторы Аркадий Новиков и Андрей Деллос (герой проекта «РБК Визионеры» — прим. ред.). Они начали свой бизнес в то же время, что и мы. Создав в России профессию сомелье, заложив ее стандарты, мы до сих пор постоянно повышаем знания и расширяем кругозор людей, работающих с вином в HoReCa и ритейле. Сделали многое, но предстоит еще больше. Дело в том, что мы формировали культуру восприятия вина у потребителя, в основном, через иностранные образцы. Лишь в последние годы мы развернули вектор в сторону российского вина. Думаю, что в ближайшие лет 30 будем серьезно заниматься его развитием и продвижением. Simple как крупнейший дистрибьютор российских вин активно помогает отечественным хозяйствам и консультирует их. Но пока мы только в начале пути.
Анатолий Корнеев: Все эти годы мы пытались заниматься не только куплей-продажей вина, но и развитием рынка. В это входит и издание различных журналов, создание навигаторов в мире российского вина, составление рейтингов и так далее. А это колоссальные инвестиции, в том числе и временные. Simple — это не простой дистрибьютор, а дистрибьютор национальный, который приходит на новую территорию с набором знаний и услуг. И главное — мы маркетинговая платформа для всех виноделов. Почему так выстрелил проект «Большое Русское Вино»? Потому что мы влюблены в продукт, потому что очень любим и ценим российское виноделие. В этом направлении мы многое сделали, потому что кто-то должен, как говорится, ямы копать. (Смеется.)
Максим Каширин: Многое зависит от возрастной группы. Те, кому сейчас 40+, перешли на сухие вина, забыв про сладкие и полусладкие. Интересно, что эта группа никогда не была фанатами игристых вин, в отличие от нынешней молодежи: если и пьют, то обычно шампанское. А вот молодежь превратилась в больших потребителей игристого. Им интересны и просекко, и кава, и креманты. Еще есть довольно большая категория — «30-40 лет». Хотя им интересны игристые, но они предпочитают тихие вина и с интересом относятся к российскому продукту. Главная проблема для нас — понять, что будут пить те, кому сейчас десять лет.
Максим Каширин: Последние годы возник тренд на безалкогольное вино, и он себя еще проявит. Правда, пока не очень понятно, какие категории в него попадут и будут популярны. Безалкогольные джины, виски и коньяк понять можно — у них есть вкус. Но безалкогольная водка? Ерунда! Есть вплотную приличное безалкогольное пиво. Что касается б/а вина, то оно пока, прямо скажем, не удивляет своим вкусом. Технология сложна и стоит такое вино дорого. Впрочем, все быстро развивается. Посмотрим.
Анатолий Корнеев: Мы много общались с европейскими коллегами, и они тоже не понимают, как себя будет вести поколение «зумеров», которые придерживаются жизни по принципу «зумеров», которые придерживаются принципами healthy lifestyle. Поэтому нам необходимо наладить с молодежью какие-то новые формы коммуникации. На мой взгляд, самой большой проблемой с вином — это снобизм. В винотеке ты видишь на полках огромное количество этикеток, идеально одетых консультантов, и у тебя сразу появляется ощущение, что здесь точно обманут, и ты покажешь себя как не сведущий в вине человек. (Смеется.) Поэтому я всю жизнь воюю с снобизмом некоторых сомелье. Их задача — найти такую форму коммуникации, когда о сложном можно сказать покупателю просто и быстро.
Анатолий Корнеев: Мы в нашем хозяйстве Bertinga в Тоскане делаем в год 80 тыс. бутылок вина премиум уровня для ресторанов. И я вижу, как они сейчас страдают. Теперь в Италии не найдешь столика в приличном ресторане. И не потому, что вырос туристический поток, а потому, что два из трех соседних ресторанов закрылись, а дорогой газ убил большое количество пиццерий в нижнем ценовом сегменте. Раньше пицца стоила максимум €12. Берешь пиццу, бокал вина и платишь €15. А что сейчас? Стоимость энергетики выросла в 2,5 раза, а ты как ресторатор не можешь продать пиццу за €20, потому что доходы населения упали. И при этом драматически сокращается производство вина с 28 до 25 млн л.
Анатолий Корнеев: Ситуация в России осложняется тем, что, с одной стороны, государство выделяет виноделам субсидии и выпускает новые законы, а с другой — повышает пошлины и акцизы. Мы не можем полностью отказаться от европейских комплектующих, поэтому российское вино стоит дорого. Плюс инфляция растет. В результате мы теряем людей, уступая их пиву. Пиво — понятный и легкий для продажи продукт. Но я абсолютный оптимист и понимаю, что нужно продолжать работать с потребителем, вести разъяснительную работу.
Максим Каширин: Среди регионов — Австрия и Германия, которые очень мощно раскоррелились за последние пять лет и в белых, и в красных винах. У высокодоходной части населения очевидный тренд — уход в Бургундию. К тому же там сейчас появляются новые интересные молодые производители, растет интерес к аппелласам, которые раньше были менее известны, а сейчас представляют хорошую альтернативу великим крю с точки зрения доступности. Если говорить о стилях, то наблюдаю общий тренд на снижение градуса. Раньше люди любили пить «чернила» в 15,5 градусах. А сейчас все хотят что-нибудь полегче — 12,0-12,5 градусов, чтобы голова на утро не болела.
Максим Каширин: Он был готов, когда были «мягкие» пошлины. Сейчас же они становятся преградой и причиной, по которой люди говорят себе: «Раз вино стоит так дорого, то буду пить то, что знаю, что гарантированно мне понравится…». Надеюсь, что это временная ситуация. На мой взгляд, это не совсем верная политика государства с точки зрения долгосрочного взгляда на виноделие и потребление вина.
Максим Каширин: Думаю, что легкие белые вина смогут потеснить красные вина. Многие сейчас начинают свой «путь в вино» с белого, потому что оно проще, понятнее и доступнее. А если вы будете искать что-то легкое и хорошее в красных винах, то скорее всего это будет Бургундия, и стоит она гораздо дороже. «Оранжевыми» народ наелся до сыта и возвращается в классическую гамму. Если говорить о будущем, то нужно посмотреть, как распределится клиентура с точки зрения возрастов и доходов. Тем, кому сейчас 50-65 лет и кто покупает (много и часто) дорогие вина, через десять лет будет 60-75, и их модель потребления изменится. Они перейдут в другой паттерн — «меньше, реже, лучше и более легкие вина». Им на смену придут те, кому сейчас 35-45 лет. Но как изменится их образ жизни через десять лет — сказать сложно. В любом случае нас ждет рост уровня потребления вина: сейчас это 7 л в год на среднего человека. Если мы возьмем, например, Данию, Норвегию, Швецию, Голландию, то там люди пьют очень аккуратно, но при этом уровень потребления на душу населения — 16, 17, 20, 22 л. Думаю, что реально в России выйти на уровень 10-12 л благодаря российским винам, развитием которых сейчас активно занимаются.
Максим Каширин: Мы с партнером в работе всегда пропагандировали честность, открытость, справедливость и надежность. Все тот, что отличает нормального правильного человека от неправильного. Бизнес и бизнес-процессы не могут быть лишь описаны на бумажке: все строится на взаимоотношениях людей. Жизнь и возникающие каждый день ситуации гораздо сложнее и многограннее, чем любая инструкция. Если ты ведешь себя правильно, не сваливаешь свои ошибки на других, не делаешь вечных всех виноватых, то ты эту культуру поддерживаешь. Компания большая, и вряд ли у нас всех идеально, но мы продолжаем подбирать людей в команду с точки зрения зрения hard skills и soft skills. Я предпочитаю нанимать сотрудников с большим упором на soft skills, потому что если специалист — профессионал в работе, но как человек плохой, то я из него не сделаю хорошего. С токсичными нам не по пути. А хорошего человека можно со временем превратить в суперпрофи.
Максим Каширин: Моя роль заключается в том, чтобы за это время привести компанию в другой статус управления. Надо сделать так, чтобы я мог уйти, оставив динамически развивающуюся компанию своим потомкам. У меня четверо сыновей и, возможно, кто-то из них решит продолжить мое дело. Но в любом случае корпоративная культура изменится. Сейчас мы с партнером в бизнесе, но со временем перейдем в структуру, где есть совет директоров, полноценно наемный менеджмент и так далее. Эту трансформацию необходимо провести за ближайшие десять лет, плюс завершить стратегические инвестиционные проекты. Ведь помимо чужих товаров, у нас есть собственный джин, водка и будут появляться другие свои бренды. А это изрядная доля бизнеса.
Максим Каширин: Есть интересные категории новых для нас товаров, куда можно посмотреть. Действительно существуют и смежные бизнесы, которые стоит купить, чтобы провести определенную оптимизацию. Но такие вещи делаются либо когда у вас много дешевых денег от инвесторов, либо вы провели IPO, либо вы очень прибыльная компания, у которой очень много кэша. Надеюсь, в ближайшие пять лет, думаю, нам хватит развития собственного бизнеса.
Анатолий Корнеев: Я вижу большой потенциал в гастрономических и туристических проектах для страны в целом, связанных с вином. Но только если туристическая логистика изменится к лучшему. В гастрономии появляется все больше молодых талантливых шефов из разных регионов. В отличии от шефов старой волны, которые стояли исключительно на кухне, новые рвутся в зал, к коммуникации с гостями, участвуют в конкурсах. Правда, начиная с 2020 года возникла серьезная проблема — эти шефы никуда не уезжают. Они делают прекрасные вещи, но им не хватает опыта. Их нужно отправлять на стажировки — хотя бы в Азию, если с Европой проблемы. Понимаю рестораторов, что это дорого. Но это инвестиция в ваши же проекты. Не все еще дошли до этого понимания.
Анатолий Корнеев: Она сейчас находится в определенном смысле в парниковых условиях. Потому что такого количества субсидий со стороны государства и вливаний со стороны частных инвесторов я не видел ни в одной индустрии. Несмотря на все происходящее в мире, государство тратит деньги на виноделие, но иногда делает это абсурдно. Я приведу конкретный пример. В России лозы в среднем доживают до 15 лет, и потом их нужно менять. Тогда как по нормальному лозе должна жить хотя бы до 70-80 лет, если правильно были выбраны саженцы, грамотный уход и так далее. Что это означает? То, что инвестиции, которые вы сделали, придется повторить еще через 15 лет. Соответственно, вы минимум три раза потратите средства на то, что можно было бы сделать по-другому. И очень хочется сказать отечественным виноделам: «Ребята, не надо сейчас хвалиться — поработайте еще. У вас пока нет больших достижений, потому что вы, априори, не можете сделать с молодой лозы настольный качественный продукт, как европейцы, которые занимаются этим на протяжении 20 поколений».
Максим Каширин: Будущее российского вина зависит от того, какие политические решения сейчас будут приняты. Дотаций и поддержки винодельческой отрасли недостаточно. К сожалению, концепция государственной политики в области виноделия несовершенна, она не стимулирующая. Если мы хотим получить мощную и конкурентоспособную винодельческую отрасль, необходимо составить на 25 лет вперед целенаправленную программу, которая сделает этот бизнес инвестиционным. Почему 25? Потому что за этот срок вполне можно освоить те земли, которые являются пригодными для выращивания вина. Сиюминутная политика с высокими пошлинами кажется выгодной для наших производителей, которые, подняв цены, улучшают свои инвестиционные показатели. Но для потребителя вино становится сильно дороже, и он покупает меньше, рынок сжимается.
Анатолий Корнеев: Еще одна большая проблема — кадры. HoReCa, которая для вина не только канал сбыта, но и имиджевая составляющая, сильно пострадала, потому что немало шефов, сомелье и квалифицированных официантов ушли в другие индустрии.
Мы тоже не можем платить сотрудникам астрономические суммы, потому что это словит любую бизнес-модель. Нас часто критикуют, что Simple — дорогой, но сервис стоит дорого. Это так, потому что компания огромная — от Калининграда до Владивостока, с контролем качества, с большими складами с температурным режимом, потому что летом в России может быть +35, а зимой -30 градусов. А вино не способно выдерживать такие перепады температуры. Плюс усложнившаяся логистика. Однако мы прежнему остаемся компанией, которая больше всего дает добавленной стоимости конечному потребителю в виде широкого профессионального ассортимента вин, а также огромного количества программ обучения, знаний, книг, учебников, школ и так далее. Все это позволяет гораздо легче ориентироваться и, главное, понимать соотношение «цена — качество».
Анатолий Корнеев: Самый редкий тренд — наличие винной моды. Приходят те самые снобы, которые объявляют себя поборниками исключительности и истины в последней инстанции. Формирование моды на вино началось в середине 90-х годов. Обеспеченные винные энтузиасты ездили по винодельням, дегустировали вино, получали опыт и транслировали его в мир. Почему многие ругают известного американского винного критика Роберта Паркера за то, что он предпочитал и продвигал мощные вина? Потому что именно они нравились неофитам на зарождающемся рынке. И Паркер поддерживал эти их пристрастия… Если вернуться к негативным трендам, то это появление малопрофессиональной среды, имеющей доступ к аудитории. Например, сервис Vivino. Как можно делегировать оценку вина населению? У всех нас разные вкусы, комфортный бюджет и задачи. Почему мы печатаем свои издания Simple Wine News и Fine & Rare и поддерживаем, скажем, «РБК Вино»? Потому что это каналы профессиональной коммуникации.
Максим Каширин: Да, люблю периодически открывать вино важных для меня годов. Года рождения детей, год свадьбы, год знакомства с женой. Иногда открываю, например, вино своего года рождения — 1967 года. Они хранятся у меня отдельно, и я периодически могу какую-нибудь бутылку оттуда достать и распивать с женой и старшими детьми.
Еще есть традиция откладывать в погреб вина, разлитые в год рождения моих детей — 1989, 1997, 2012 и 2015. Лежат и ждут своего часа. Ну, старшие дети уже, естественно, немалые выпивают. А младшие ждут 18-летия, чтобы с ними можно было это вино открыть и попробовать.
Анатолий Корнеев: Я отношусь к вину ситуационно. Все зависит от времени суток, настроения, людей, с которыми я нахожусь в этот момент, что я ем и так далее. Самый универсальный напиток — это шампанское. Но если я на деловой встрече с мужчиной, то это будет тихое красное вино. Если говорить, например, про празднование Нового года, то я выберу вино какого-то симпатичного лично мне винодела из нашего ассортимента. Обычно закрываю глаза и действую по следующей схеме: чье лицо возникает у меня перед глазами, продукт этого винодела и будет у меня на столе. (Смеется.) Кстати, десять лет назад мы запустили проект в Грузии, и в этом году к нам приехало сделанное нами вино — Kvarteti. Оно очень простое и стоит всего около 1 тыс. рублей, но мы им гордимся, потому что это добротный, качественный, человеческий продукт.
