«Мне сложно описать, что я чувствую» Сын священника — о женщинах в церкви, силе колокольного звона и умирающих традициях
Филипп родился в семье священника, поэту с детства знал, что его жизнь так или иначе будет связана с храмом. Он работал там и бухгальтером, и певцом, и алтарником, и читцом, но больше всего вдохновлялся именно колокольным звоном. В беседе с «Лентой.ру» Филипп рассказал, зачем звонам нужна современная церковь, могут ли они импровизировать и почему так не любят дождь и ветер.
Я сын священника, поэтому с детства во всем этом варюсь. Звонить я начал лет в девять-десять. Тогда моему отцу дали восстанавливать храм. В годы Второй мировой войны это здание отдали под литейный завод, а потом чего там только не было: и танцевальные клубы, и детские сады, и прочее. Однако это не очень хорошо заканчивалось. Рассказывали, что там были части драки, даже смерьтельные.
В храме царила разруха, никого не было, а звonarь был нужен. Нам с друзьями даже этому учиться. Основы колокольного звона нам показал заезжий мужичок.
Мы быстро обучились этому делу, поскольку работали группой. Как правило, колокола по размеру делают на звенные, подзвенные и благовестники. Последние — самые большие. Каждый из нас выбрал себе несколько колоколов, и мы пытались что-то сыграть. Нам повезло: мы все были музыкальными. Кто-то играл на инструменте, я сам ходил в музыкальную школу. У нас не было никакой теории. Мы быстро, как и положено детям, поняли все на практике.
Из-за того, что храм в Щелково в военное время использовался как завод, вокруг него осталось много граната. Спускаясь с колокольни, мы с ребятами ходили копать землю, чтобы найти снаряды. Они уже не были взрывопасными, и нам очень нравилось заниматься подобным. Однажды моему брату попадалась целая граната — это была ценная находка.
Сколько зарабатывают звонари
Конечно, я не сразу пришел к вере. Сначала ты ребенок, и у тебя нет выбора. У меня даже есть фотография, где мой отец стоит перед храмом, а рядом я — в коляске. Так что храм я посещал с самого детства. Потом выбор появился, был бунт, и я стал задаваться вопросами. Однако, поизучав, посмотрев, я все же выбрал религию, убедился, что она истинна. В моей жизни происходило разное, но так сложилось, что я верю в Бога. Наверное, это было предопределено.
В какой-то период я даже хотел пойти по стопам отца, но не поступил в семинарию — отбила судья. Мне кажется, священник — это больше призвание, чем работа. После неудачной попытки я не хотел терять год и устроился на временную работу, не связанную с церковью. И втянулся, получил образование бухгалтера-экономиста и даже поработал бухгалтером в храме.
Три-четыре года назад я жил на зарплате, которую мне платили с пожертвований прихожан на колоколах. В основном, если ты приходишь в храм работать, ты берешь на себя несколько должностей. Я был и звонарем, и алтарником, и читцом, и певцом.
Естественно на такие деньги прожить сейчас довольно-таки сложно, и я ушел. Теперь я кладовщик, а звоном занимаюсь в свободное время.
Как звонить в колоколах
Звонари не заучивают какие-то конкретные композиции, а понимают структуру звона. Колокола — это ритм. Они чем-то похожи на барабаны. Из этого ритма и рождается мелодия: от большого колокола к меньшему, от меньшего к большому или какое-то их чередование. В целом знания из музыкальной школы могут помочь звонарю, но в ней нет жесткой необходимости. У колоколов же нет нот. Они звучат по-разному в зависимости от того, на каком заводе их сделали.
В нашем храме колокола новые. Их отлили после крупного пожертвования от какого-то мецената. Не знаю, что его подвигло: наверное, какой-то порыв замаливать грехи.
Сколько раз звонарю нужно побивать в колокола за день — зависит от храма. В нашем сельском обычно будничный день службы могут и не проводиться. Тогда храм открывает специальный дежурный — для молитвы или покупки чего-то. В воскресенье я поднимаюсь обычно два раза: до и после службы. В городских храмах требуется минимум четыре поднятия, потому что там больше прихожан и чаще совершаются службы.
Есть такая книга — Типикон. Она устанавливает порядок православного богослужения. Согласно ей, на службе нужно созывать в течение 15 минут. И тут определенно нужна физическая выносливость. Но сейчас все сокращается. Жизнь стала быстрее. У людей нет так много времени. Им нужно зайти, поставить свечку, помолиться и убежать на работу. Что-то упраздняется — это нормально.
Раньше звонов не нуждались для созыва всех прихожан на службу. Колокольный звон обращался к людям: «Идет служба. Мы вас ждем. Помните о Боге».
К тому же он помогал людям понимать, что именно будет происходить в храме. Сейчас даже верующие не изучают эти тонкости. Для них это просто красивая игра.
Звонари сохраняются, потому что это традиция. И звон все-таки рождается какой-то настрой. Есть и те, кто приписывает колоколам мистические свойства. Говорят, что звонари почти не болеют из-за целительного воздействия вибраций. Кто-то даже придумал лечить людей звоном. Но мне кажется, это может помочь только как дополнительное средство. Если ты сам плохой человек и много плохого в жизни делаешь, но приходишь в храм и звонишь, вряд ли это улучшит твою ситуацию.
Как у священников есть профессиональная болезнь — варикоз, так и у звонарей своя недуга — глухота. Сейчас, конечно, появились беруши, но колокольная все равно остается очень громким местом. На звонницах часто просят провести экскурсии и удивляются тому, как там все слышно. Мне кажется, колокольный звон является одним из самых ярких церковных опытов. То же пение можно услышать где угодно, оно не удивляет. А колокола — да.
Что сложного в работе звонаря
Помимо громкого звука, на колокольнях тяжело работать из-за погодных условий. На звонницах нет никаких перегородок, чтобы звон был слышен, поэтому пока ты звонишь в дождь, снег, ветер, ощущаешь всю ненастную погоду на себе. Самое сложное в работе звонаря для меня — выйти на улицу в холодную погоду ради храма. В такие моменты начинаешь задумываться, зачем я звонарь. Кому-то тяжело так высоко подниматься.
Колокола не требуют специального ухода, но у них есть язык, который привязывается к системе, с помощью которой звонарь и играет. То есть тебе можно не бегать от одного колокола к другому. Звонить в колокол — значит дергать за ниточки, как бы это ни звучало. Раньше языки обвязывали тем, что было дешевле. А теперь есть разные варианты — тросы, провода, веревки. Ты сам выбираешь нужный материал и следишь за его состоянием.
Вокруг некоторых звонниц ставят противоприсадные шипы от птиц. У нас такого нет, поэтому в нашей колокольне селятся голуби. Мы их не выгоняем.
Правда, колокола приходят притереть от следов их жизнедеятельности и вычищать саму звонницу. Это сложно, потому что ты не можешь просто смести все вниз, приходится ходить, снимать и втирать. Это тяжело и муторно.
Колокола сложно вывесить из строя. Когда они начинают уплывать по тону, их довольно оперативно переплавляют. У нас однажды, очень давно, перестала работать звонница из-за ошибки одного человека. Ему поручили покрасить колокольню. Он покрасил ее вместе с колоколами. Повезло, что успел испортить только часть — она и перестала звонить. Мы до сих пор эти крашеные колокола храним в храме — на память. Тот человек просто хотел как лучше, а получилось как всегда.
Мне сложно описать, что я чувствую, когда звоню. Это что-то из разряда творить. Иногда это приносит тебе эйфорию, иногда позволяет погрустить. Например, в постные дни после пронзенной службы.
Раньше я любил вдохновляться какой-нибудь музыкой и играть под нее, но понял, что это не то, что должно быть в храме. Звон настраивает приход на какой-то лад. И в целом он должен менять их настроение на положительное. Молитва, звон, посещение храма — это все про общение с Богом. Это помогает тебе преодолеть самого себя, и у тебя на душе становится хорошо.
